Шесть дней - Влад Николаев

– Вы играете с огнем, капитан! – Ланжерон сел напротив него.

– Я просто чертовски замерз в этой проклятой стране! Так что немного огоньку не помешает. – Мой друг глотнул вина. – Играем?

– Поручик, раздайте карты, – не сводя глаз с капитана, произнес граф.

Спорить с Байковским не было смысла. Он часто искушал судьбу, и делал это с улыбкой на губах. Смерти не боялся, хоть и не раз был на волосок от гибели. Переубедить его в чем-то не представлялось возможным. Поэтому мне оставалось только тщательнее перетасовать колоду.

Желающих сыграть с графом и капитаном не оказалось. Солдат суеверен по сути, и в преддверии сражения искушать судьбу никому не хотелось. Так что я раздал карты лишь двум умалишенным.

Все встали вокруг нас и с волнением наблюдали за игрой. Когда на кону стоит нечто большее, чем деньги, интерес к происходящему вырастает в разы.

Граф попросил еще карту. Мои руки дрожали больше, чем руки игроков, когда я выполнял просьбу.

Ланжерон взглянул на получившийся набор и впервые за вечер улыбнулся.

– Похоже, я завтра выживу, господа, – карты одна за другой легли на стол.

Туз, валет и девятка – двадцать девять очков! Перебить такое вряд ли удастся даже везунчику Байковскому.

– Тимирязев, кто тебя сглазил? – засмеялся мой друг. – Ты мне накидал одних крестов!

Он также вскрылся, и мы увидели шестерку, даму и туза. Все крестовой масти!

Мне стало не по себе. Не столько от проигрыша друга, сколько от вида крестов на лощеной бумаге. Учитывая то, что стояло на кону, выглядело это достаточно зловеще.

– Двадцать шесть очков, Александр Федорович, – констатировал Байковский. – Я проиграл. Так что завтра, после взятия крепости, вы получите свои часы.

– Если вы погибнете, – уточнил Ланжерон.

– Безусловно, если погибну. Как и еще двое из нас. Помните?

– Да, вы достаточно ясно изъяснялись, – нахмурился де Линь.

– Что ж, думаю, нам всем пора отдохнуть. – Байковский с неизменной улыбкой на губах встал и поднял бокал. – Пусть земля будет нам пухом!

* * *

– Ты не в своем уме!

Мы шли с Байковским по лагерю. Дождь перестал, утих и ветер. Свет частых костров хоть немного разгонял давящую на плечи темноту. В нескольких верстах чернел Измаил. Неприступная громада, которую надлежало взять, во что бы то ни стало! И под ее стенами должен был произойти последний акт разыгравшейся в палатке Ланжерона трагедии.

– Почему? – Байковский старался говорить весело, однако в его голосе мне послышалась грусть.

– Ты устроил дуэль с самой смертью!

– Дуэль со смертью? Тимирязев, чертов ты поэт! – хохотнул мой друг. – Только ты мог такое сказать! Хорошо, пусть будет дуэль со смертью. Я все равно выйду победителем в этом поединке. А костлявая стерва пусть меня сторонится.

– Откуда такая уверенность?

Байковский остановился, посмотрел на редкие огни, освещавшие крепость.

– Помнишь цыганку, к которой мы бегали на учебе в Москве? – спросил он.

– Кривоногая шлюха? – я мысленно поблагодарил ночную тьму, скрывшую румянец на моих щеках.

– Она самая, Флорика. Как есть кривоногая шлюха, дай ей Бог здоровья! Чертовка умела многое, да и цену не ломила, – Байковский довольно улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям о днях молодости. – Но я к ней бегал не только, чтобы юбку задрать. Флорика гадала мне. И сказала, как я умру.

– О, Господи! – вскинул я руки. – Ты в это веришь?

– Конечно. Однажды она обмолвилась, что меня вызовут на дуэль, за неделю до того, как это произошло.

– Весомый аргумент! Да ты дрался на дуэлях чуть не каждый день. Сложно было промахнуться! И что же она тебе предсказала?

– Что я погибну в бою. От руки русского солдата.

– Это невозможно! – недоверчиво покосился я в сторону костров, за которыми, тихо переговариваясь и смеясь, сидели казаки, гренадеры, мушкетеры.

– Ты прав, мой друг! Это невозможно, пока мы сражаемся с турками. Поэтому я и поставил на кон жизнь. И поэтому именно я выиграю дуэль со смертью!

– Ты неисправим, – поневоле улыбка тронула мои губы.

Байковский достал выигранные в этот вечер часы.

– Совершенно верно! И не вижу причин, чтобы меняться. Кстати, у нас есть немного времени, чтобы вздремнуть. Советую это сделать. День будет длинным.

Я кивнул и еще раз посмотрел на стены крепости. Крепости, которую Суворов поклялся взять, хоть это было и невозможно. Крепости, одним своим видом внушавшей трепет и заставлявшей сомневаться в собственных силах. Крепости, под завязку забитой турками. «Армейской крепости». Ордукалеси.

Ордукалеси

– А ну тише, окаянные. Или так пройдусь по спинам, что сам черт милей меня покажется, – разнесся грозный окрик над колоннами.

– Да после тебя черт уже нам родней матери, – донеслось из стройных рядов.

Солдаты зашлись в тихом смехе. Сержант окинул их убийственным взглядом, но не проронил ни слова. Хорошее настроение перед штурмом – залог успеха!

Только что в темноту взмыла сигнальная ракета, и армия, стараясь не производить шума, двинулась к крепости. Апшеронские стрелки шли в голове колонны. Управляемая генерал-майором Львовым, она должна была захватить Бросские ворота. Выполнить эту задачу выпало Троицкому мушкетерскому полку Байковского и моему Фанагорийскому гренадерскому. Целью апшеронцев было прикрытие наших голов при штурме.

Густой туман опустился на землю, и солдаты, согнувшись под тяжестью фашин и лестниц, в полной тишине, словно призраки, исчезли в нем.

Идти пришлось довольно долго. Грязь комьями налипала на обувь, отчего марш превратился в сплошное мучение. То и дело кто-то оступался, припадал на колени. Ругань, произнесенная вполголоса, слышалась отовсюду. Я и сам не раз не слишком вежливо отозвался о местном ландшафте. Но брошенная по рядам фраза «Валы впереди» разом заставила забыть о тяжелом переходе. Мы достигли глубокого рва, враг не заметил опасности, и штурм вот-вот должен был начаться.

– Вперед! – услышал я, и полторы сотни стрелков побежали к стенам крепости.

В тот же момент десятки вспышек озарили укрытый туманом Измаил. Следом нашего слуха достиг невообразимый грохот. Нападение, увы, не стало неожиданностью! Пушки, не прерываясь ни на секунду, осыпали ров снарядами, а несчастные стрелки, вопреки всему, расположились вдоль него и открыли ответный огонь. Более скрываться и молчать не было смысла. Батальоны мушкетеров и гренадер, надрывая глотки, бросились в наступление.

Фашины уже не казались такими тяжелыми, а грязь и вовсе перестала липнуть к подошве. Проклиная турецкого солдата, турецкого пашу, турецкую погоду и турецкую мать, солдаты подбегали ко рву, кидали вязанки по две в ряд, и так же быстро пересекали его. Дождь, не прекращавшийся несколько дней до этого, не шел ни в какое сравнение с ливнем, устроенным крепостной артиллерией. Казалось, выжить во рву невозможно! Два или три снаряда угодили в одну фашину. Грязь, вода, прутья, кровь полетели во все стороны. На моих глазах троих мушкетеров разорвало в клочья. Страх проник в сердце, но крепкий мат не дал ему превратиться в панику. Впереди я заметил спину капитана Байковского. Он уже перебрался через ров и, стоя у каменного палисада, связывал две лестницы в одну. На первом этапе смерть отступила от него. Возможно, потому, что целей в это мгновение было предостаточно. Стать одной из них желания у меня не возникало, а для этого требовалось как можно быстрее пересечь ров, полный воды, грязи и ужаса.

– Быстрее, ребята! Шевелите задницами! – громкий голос капрала с легкостью перекрывал грохот пушек. Командой это сложно было назвать, но другого в тот момент и не требовалось.

Я подбежал к четверым фанагорийцам, несущим фашину, и мы кинулись ко рву мимо орущего капрала. Он подбадривал и материл солдат до тех пор, пока в нескольких шагах от него не разорвался снаряд, отбросив несчастного, как тряпичную куклу, на спину и оторвав ему ногу. Вместо громкого крика капрал издал тонкий визг и схватился за кровавый обрубок.

– Твари! – выпалил я, фашина упала в ров, и, не поднимая головы, мы понеслись сквозь огненный дождь, устроенный турками.

Дым от орудий смешался с туманом, прикрыв низину непроницаемой для глаз завесой. Однако это мало помогало! Так же бесполезны были и ружья стрелков, направленные на осажденных вслепую.

Я бежал по вязанке и ругался так, как не ругался никогда. Возможно, это и спасло мне жизнь в тот момент, а смерть решила выбрать более покладистую жертву. Двух гренадер передо мной просто снесло с вязанок ядром, обрызгав меня кровью и внутренностями.

– Твою мать!

Чьи-то руки подтолкнули к палисаду. За каменной стеной пушечный ураган не так страшен. Я перевел дух, крепче сжал саблю и, стараясь не обращать внимания на десятки трупов у подножия палисада, перебрался через него.